Я никогда еще не останавливалась в таком дорогом номере, и у меня возникли серьезные сомнения, что Бидл, Стирлинг и Левенштейн согласятся в сложившихся обстоятельствах оплатить счет.
Я обернулась на какой-то звук, и браунинг сам собой вырос у меня в руке. Я смотрела в прицел на Жан-Клода. Он стоял в двери ванной комнаты, в рубашке с длинными широкими рукавами, собранными в три пуфа, заканчивавшимися водопадом ткани, обрамлявшей длинные бледные пальцы. Высокий воротник перехвачен белым галстуком в кружевах, уходящим под жилет. Жилет черный, бархатный, с серебряными заколками. Сапоги до бедер облегали ноги как вторая кожа.
Волосы у него были почти так же черны, как жилет, и трудно было сказать, где кончаются кудри и начинается бархат. Кружева на груди были заколоты знакомой мне серебряной булавкой с ониксом.
– Вы собираетесь застрелить меня, ma petite?
Я все еще держала его под дулом пистолета. Он не двигался, старался ничего не делать такого, что можно было бы воспринять как угрозу. Синие-синие глаза смотрели на меня серьезно и внимательно.
Я подняла ствол к потолку и медленно выдохнула – оказалось, что я задержала дыхание.
– Как вы сюда попали, черт побери? Он улыбнулся и оттолкнулся от дверной стойки. Грациозным скользящим движением вошел в комнату. Движением кошачьим, танцующим, еще каким-то. И чем бы ни было это “какое-то”, человеческим оно не было.
Я убрала пистолет, хотя не была уверена, что мне этого хочется. Мне было комфортнее держать его в руке. Беда в том, что против Жан-Клода мне бы пистолет не помог. То есть, если бы я захотела убить Жан-Клода, пистолет бы очень даже помог, но последнее время у нас сложились отношения другого плана. Мы с ним встречались. Можете вы это понять? Я не была уверена, что могу.
– Меня впустил портье.
Голос Жан-Клода звучал очень мягко, дружелюбно-насмешливо – то ли надо мной, то ли над самим собой, трудно сказать.
– Почему он это сделал?
– Потому что я его попросил. – Он обходил меня кругом, как акула свою добычу. Я не поворачивалась, позволяя ему кружиться. Его бы только позабавило, если бы я за ним следила. Волосы у меня на шее встали дыбом. Я шагнула вперед и почувствовала, как убралась его рука. Он хотел коснуться моего плеча, а мне этого не хотелось.
– Вы подействовали на портье ментальным фокусом?
– Да, – сказал он. В этом одном слове заключалось очень многое. Я повернулась к нему.
Он пялился на мои ноги. Потом поднял глаза к моему лицу и вдруг быстрым взглядом как-то охватил все мое тело. Полночно-синие глаза казались даже темнее обычного. Мы оба не знали, насколько я могу выдержать его взгляд. Я начинала думать, что способности некроманта дают преимущества не только в подъеме зомби.
– Вам идет красное, ma petite. – Его голос стал тише и мягче. Он придвинулся ближе, не касаясь меня – знал, что этого лучше не делать, но его глаза показывали, где хотят оказаться руки. – Мне очень нравится ваш наряд.
Его голос был теплым и бархатным и куда более интимным, чем слова.
– У вас чудесные ноги.
Еще больше бархатистости в голосе. Шепот в темноте окружал меня, как складки тепла. У него всегда был такой голос – будто ощутимый осязанием. Никогда ни у кого такого не слышала.
– Прекратите, Жан-Клод. У меня слишком маленький рост для чудесных ног.
– Никогда не понимал эту современную одержимость ростом.
Он провел руками над моими колготками, так близко, что будто дыхание тепла прошло по коже.
– Прекратите это, – сказала я. – Что прекратить?
Такой теплый, такой безобидный голос. Ага, как же!
Я встряхнула головой. Просить Жан-Клода не быть занудой – то же самое, что просить дождь не быть мокрым. Так чего стараться?
– Ладно, флиртуйте как хотите, но только помните, что вы прилетели спасти жизнь мальчишке. Мальчишке, которого, быть может, насилуют прямо сейчас, пока мы тут сидим и теряем время.
Он глубоко вздохнул и подошел ко мне. Что-то, наверное, отразилось у меня на лице, потому что он сел в кресло напротив, не пытаясь пристроиться ближе.
– У вас есть привычка, ma petite, всегда портить мне удовольствие от попыток вас соблазнить.
– Ура, – мрачно ответила я. – Так, может быть, перейдем к делу?
Он улыбнулся своей прекрасной, совершенной улыбкой.
– Я договорился на сегодня о встрече с Мастером Брэисона.
– Прямо так? – спросила я.
– Разве это не то, а чем вы меня просили? – Снова в его голосе прорезалась легкая нота насмешки.
– То. Я просто не привыкла, что вы делаете именно то, о чем я прощу.
– Я бы дал вам все, что вы хотите, ma petite, если бы вы только мне это позволили.
– Я просила вас уйти из моей жизни. Кажется, вам этого не хочется.
Он вздохнул:
– Нет, ma petite, этого мне не хочется.
Он не стал развивать тему, не стал говорить, что я предпочла ему Ричарда. Не произносил угроз жизни Ричарда. Как – то это странно.
– Вы что-то задумали, – сказала я.
Он повернулся, широко раскрыв глаза, прижимая длинные пальцы к сердцу.
– Moi? (Я? – франц.)
– Да, вы, – сказала я, потом мотнула головой, не продолжая тему. У него было что-то на уме – я достаточно хорошо его знала, чтобы заметить признаки. Но я достаточно хорошо его знала и для того, чтобы понимать: он не скажет мне, пока сам не захочет. Никто не умел хранить тайны так, как Жан-Клод, и никому не было известно их столько. В Ричарде не было обмана, а Жан-Клод обманом жил и дышал.
– Мне надо переодеться и упаковать вещи перед тем, как мы отправимся.
– Переодеть эту чудесную красную юбку? Зачем? Только потому, что она мне нравится?
– Не только, – сказала я, – хотя это существенный аргумент “за”. Но дело в том, что я не могу поддеть под нее внутреннюю кобуру.